Это была обычная дискотека в каком-то задрипанном ночном клубе, - я даже не помню его названия, - где молодежь, в основном студенты, собиралась, чтобы или "нажраться" до потери пульса, или потрясти засиженными на нудных лекциях задницами в угарном танце. На улице стояла жаркая весна, конец апреля, гормоны вскипали, бурлили, вся мужская часть плотоядно щерилась в сторону беззаботно-легкой массы, именуемой "прекрасной половиной человечества", и неуклюже посылала страстно-потливые флюиды, как самцы гориллы - в брачный сезон, дабы привлечь кокетливое внимание девиц. Сладенькие пары дыма, "интимный" полумрак, точечные брызги лазерных цветолучей, модная музыка - фон был подходящим, чтобы после ленивой дневной резины жизни оторваться по полной программе: ощутить силу собственного величия после пары литров веселых коктейлей, дикой встряски вялого, казалось бы навсегда, тела, непрерывного животного гогота за удачной сальной шуткой. Но все это, конечно, пижня по сравнению с главным делом - "разводу" девки. Каждое посещение ночного клуба было целым ритуалом, который нужно было соблюсти правильно и точно и от которого зависел успех в "pick-up". Алгоритм был довольно прост, и он еще ни разу меня не подводил. Я с моим друганом сидели за одним из столиков в темном углу зала уже довольно веселые и разгоряченные. Был шестой час, приближалось утро, зал пустел, и заводной ди-джей тупыми репликами призывал народ угорать дальше. Я бессмысленно водил взглядом по матовой сцене, где надрывались какие-то уроды, по жирным ряхам танцующих, по ленивой созерцательности сидящих. Все лица расплывались, растекались, превращаясь в одно беснующееся пятно. Ни одной нормальной девки! Я почувствовал толчок в ногу под столом. Друган кивал головой в другой конец зала, рядом со сценой, - "Смотри!", - и я машинально взглянул туда. Там сидели две девки лет семнадцати, по виду уже не школьницы, но с неловкой тоской в позах - "Наверное, первый курс". Я посмотрел на другана, он многозначительно мне подмигивал. Я отпил глоток коктейля и кивнул ему в ответ: "Да, ничего!" Мы еще посидели чуть-чуть: я оценивающе наблюдал - они о чем-то разговаривали друг с другом, причем больше говорила одна, другая лишь улыбалась; по виду они не были развязны, скорее наоборот, поэтому вариант со "штурмом Берлина" отпал сразу - действовать нужно было мягко, легко, и, как бы это не было мне противно, интеллигентно. Мы встали из-за стола и направились к ним. Мы подошли к ним, они вопросительно на нас взглянули. В их взгляде не было равнодушия, и это уже было хорошо: и гнев, и радость, и испуг - чувства, которые умело можно направить куда надо, равнодушие убивало идею в зародыше. - Девушки, вы тут в первый раз? - непринужденно я начал разговор. - Вообще-то, да, - ответила та, что больше говорила. - Вы знаете, мы тоже, - улыбнулся я. - Можно присоединиться к вашей маленькой компании? Сидим тут всю ночь, танцевать надоело, пить тоже; народ тут, я вижу, особенный - друг друга знают, а в свое общество не зовут. Немного скучновато. Мы уже сидим, и нас не гонят, не пытаются придумать глупые отмазки, а главное - есть незаметная оживленность. Значит, со скукой я попал в точку. - А почему к нам? - спросила все та же. Хороший вопрос. Но я его ждал. Можно было ответить: "Понравились вы нам!" и улыбнуться, но слишком рискованно - в ответ должен быть хотя бы не смех, но улыбка. Иначе возникла бы заминка - этого допустить было нельзя. Тяжело только первые десять минут: они должны быть гладкими и ровными. - А вы нам понравились! - неожиданно встрял друган. Я взглянул на девчонок. Обе они улыбнулись. Ладно! Но я посмотрел на другана и еле заметно покачал головой - "Полегче!" - Кстати, мы даже не представились, - воскликнул я. Когда они назовут свои имена, дело уже можно считать сделанным. Безымянный человек - человек из толпы, ты его не знаешь, никакого фундамента у тебя нет. Имя же, как номер телефона - человек выделяется, становится определенней, ближе. Ты можешь играть именем - оно конкретно. Дальше - уже дело твоей фантазии. Ту, что больше говорила, я даже не запомнил, как зовут. А вот молчавшую звали Лена. Почему-то она мне понравилась больше. Разговор пошел легко: обе они были неглупыми, а та, что не Лена, очень смешливая. Смех - очень важный фактор. Если ты можешь девушку рассмешить, значит, она наполовину твоя. Поэтому большинство шуток я выкладываю в первые двадцать минут: когда девушка смеется, она мягче, податливей и восприимчивей. Если же она с большой охотой смеется твоим шуткам, даже если они не слишком удачные, значит, ты ей нравишься. Чувство юмора сближает, а смех - толкает в объятия. Они были действительно первокурсницами, и поэтому я отметил про себя еще одну сближающую тему - преподаватели и учеба. Избитое изречение про то, что нужно говорить про интересные для твоего собеседника вещи, полностью оправдывало себя: девчонки с упоением рассказывали о забавных случакях студенческой жизни, нам лишь приходилось с вниманием комментировать и вспоминать свои. Вскоре речь зашла об искусстве - один из моих "коньков": все девки не лишены тяги к прекрасному, и это надо было использовать. Та, что не Лена, довольно сносно ориентировалась в живописи, а про Лену сказала, что та играет на пианино ("Нужно посмотреть афиши музыкальных театров", - подумал я). Лена лишь опустила глаза. Я уже заметил, что она была довольно скромна, тиха, улыбалась в отличие от "не Лены" не всем моим шуткам, что меня раззадоривало. Она мне нравилась все больше и больше. Иногда я разбавлял общение анекдотами, а заказанные коктейли делали свое дело: глаза наших собеседниц становились веселей, особенно у "не Лены". Даже Лена начала похохатывать, движения стали пьяненькими и теплыми. Они бы не пили столько много, если бы не умелая подача: каждый бокал вознаграждался нехилым тостом от меня - по десять минут внимания во время рассказа было обеспечено. Тостов было у меня предостаточно, а для такого случая я рассказал самые чумовые. Не обошлось и без шампанского - славный напиток, бокал которого может сделать то, чего не удается добиться после двух часов шуток и веселья на трезвую голову. Через полтора часа мы общались так, как будто были знакомы лет 20. "Не Лена" вся пылала и горела от распиравшего ее веселья, ее смешило уже все. Лена же сидела, склонив голову набок, иногда вскидывая ее от смеха, и поминутно признавалась: "Ой, я никогда так не напивалась". А "не Лена", хохоча, поддакивала: "А у меня на день рожденья-то - ни грамма!" Уже не нужно было говорить на разные отвлеченные темы: хмель и слабое желание сна делали свое дело. Мы с друганом тоже сидели не слишком трезвые, но по сравнению с девками мы выглядели просто ярыми борцами с пьянством. Был девятый час утра, когда мы предложили девчонкам уже пойти. "Кажется, на нас все оглядываются, - смеясь, сказали мы. - Тут такой ржач стоит". Они согласились, и мы вышли на улицу. По обычной договоренности с друганом мы провожали девчонок по одной каждый к себе. У него была свободная квартира, и у меня - так же. Предварительно мы заинтересовали девчонок своими хатами, кто чем: у меня была дома электрогитара, и я на ней недурно играл, а у другана - целая коллекция старинных ружей и сабель. Эта обычная приманка сработала и сейчас: девчонки дозрели, им было интересно все, что мы им предложим. Друган поехал с "не Леной", я взял Лену - мы попрощались и разошлись.
Ее "развезло" по полной программе, она смотрела на меня пьяными глазами и задавала глупые вопросы, заливисто смеясь. Поэтому когда я ее поцеловал, она это восприняла как должное. Она прильнула ко мне, потом отошла. Я взял ее за руку и повел в комнату: она, что-то поняв, сжала мою руку. Посмотрела в глаза. Я улыбнулся ей. Она попыталась немного сопротивляться, но быстро увяла и согласилась. Хмель не вышел, она натужно засмеялась и замолкла. Иногда она растерянно смотрела куда-то в сторону. Она была еще девочкой, а я забыл купить презервативы. На животе, возле ее пупка, была маленькая смешная родинка - она подрагивала в такт. Почему-то всегда запоминаются несущественные детали: я запомнил родинку и ее худые острые локти. Я проводил ее до метро: мы шли молча, хотели спать. Она дала мне свой номер телефона, я написал ей телефон из какой-то рекламы, которую видел по телеку. "Позвоню, как буду свободен, - сказал я. - Может, на той неделе". Она мне не понравилась. Заходя в вагон, Лена улыбнулась мне и помахала рукой. Она почти протрезвела. Я кивнул ей и пошел в переход. В руках я держал комочек с бумагой - ее телефон. Увидев урну, я бросил его туда и пошел дальше.
Через пару месяцев я узнал, что она беременна. Позвонил мой друган, - он все еще встречался с "не Леной", - и между делом сообщил мне эту новость. Я пожал плечами: "Пусть делает аборт". И добавил, что в любом случае у меня с ней никаких дальнейших отношений не будет. "Как знаешь, - сказал друган. - Моя сказала еще, что Ленка "академ" уже взяла". "Ну что ж, это ее дело", - ответил я. Мы поболтали еще полчаса: кроме того, я узнал еще, что Ленка все равно ждет моего звонка, что она из принципа не звонит мне, хотя узнала мой телефон, что ее родители ничего не знают; короче, вся та чушь, которая всегда бывает в таких ситуациях. Я не был намерен ни лететь к ней с цветами на крыльях любви, ни с розовыми слюнями ждать появления орущего комка, ни тем более просить прощения. Виноватым я себя не чувствовал, те более, что беременность можно выдумать. Да к тому же в это время я встречался с "классной" девкой, от которой просто перся, и решать Ленкины проблемы меня абсолютно ломало. "Вот дура!" - думал я и вспоминал ее худые острые локти.
Через месяц я получил от нее письмо. "Я знаю, как ты относишься ко мне и что ты обо мне думаешь, - писала она. - Ты не хочешь ни видеть, ни слышать меня. Прочти хотя бы мое письмо. Если ты дочитаешь до конца, я буду рада. Родители все еще ничего не знают. Свой "академический" я объяснила тем, что ищу работу. Глупо, конечно, но они верят. К врачу я хожу каждый день, а мои джинсы мне уже малы. Никто ничего не замечает, хотя уже скоро скрывать будет невозможно. Ты мне очень нужен, я не пишу - ребенку, я пишу - ТЫ МНЕ очень нужен. Я знаю про тебя все, я знаю, что у тебя полно девчонок, для тебя я не первая и не последняя. Но мне очень одиноко, а по ночам я часто плачу. Мне снятся кошмары, я стала очень нервной. Я разговаривала с тобой только один день, но я не верю, что про тебя рассказывают. В тебе много хорошего, в тебе много ума, а плохие люди глупы. Сейчас я сижу у телефона, иногда он звонит, но это не ты. Почему ты не звонишь? Да, мне все передали, но я не могу, не могу поверить. Пожалуйста, позвони или напиши. Хоть что-нибудь; ответь, пожалуйста." В конце она приписала "Лена" с номером телефона и "P.S. Я буду ждать твоего звонка". Развела слюни... Я свернул письмо вчетверо и бросил в мусорную корзину.
Прошло три недели, когда я снова получил письмо. На белом чистом конверте стояло "От Лены", и я хотел сразу его выбросить, но потом передумал и открыл. "Я ждала, очень ждала твоего звонка, - писала она. - Но ты не позвонил. Хотя бы пару строчек, а то ничего, ничего... Я все проверяла - ты получил письмо, но почему ты не ответил?.. Мне очень плохо. Родители все узнали. Мой папа очень сильно кричал на меня, называл шлюхой. Мама советует сделать аборт, пока не поздно. Я почти не выхожу из дома: весь двор знает, на меня косо смотрят, а старушки качают головой. Все говорят у меня за спиной: "Такая хорошая была девочка". Кто со мной раньше общался, избегают меня, как будто я сделала что-то гадкое. Родители про тебя не знают - я сказала, что это было в доме отдыха, на выходных в Подмосковье. Они хотят узнать про отца, но я сказала, что не знаю, где его искать. Я очень хочу тебя видеть. Я не могу так дальше. Подруги говорят, что в институте только и разговоров, что обо мне. Ходят такие грязные сплетни - я так плакала! И еще: знаешь, я ходила на УЗИ. У меня будет мальчик. Правда, врачи неуверенны, зародыш еще до конца не сформировался, но предварительно так. Я давно не улыбалась, а тут улыбнулась. Мне бы хотелось, чтобы ты сказал, как его назвать. Глупо, конечно... Пожалуйста, ответь. Даже если я тебе не нужна, напиши это. У меня сейчас никого, никого нет... Я слышала, у тебя есть какая-то девушка сейчас. Ты ее любишь? Напиши мне. Позвони. Я, наверное, пишу в последний раз. Очень сложно писать в никуда... Но ты хоть читаешь". Внизу письма все так же стояло "Лена" и "P.S. Я буду ждать твоего звонка". Я задумчиво повертел письмо в руках, посмотрел в окно и сунул его в дальний угол книжного шкафа. Больше она не писала.
Как-то полгода спустя я копался в шкафу и наткнулся на ее письмо. Прошло много времени, я расстался с одной девчонкой, у меня появилась другая, жизнь текла своим чередом - просто зашибись!, от Ленки не было никаких известий, и я начал понемногу о ней забывать. Я держал в руках потускневший листок. "Интересно, как она?" В голову мне пришла шальная мысль: "А что если?.." Я взял трубку телефона и набрал ее номер. Трубку подняла какая-то женщина, по всей видимости, ее мать. - А Лену можно? - попросил я. Голос в трубке звучал глухо, и я услышал: - Она умерла. На той неделе. - Извините, - сказал я и положил трубку. В руках я все еще держал Ленкино письмо.
На следующий день в какой-то "желтой" газетенке я прочитал заметку о том, что на днях в Москве произошел жуткий случай. В одном из роддомов у одной роженицы, молоденькой студентки, родился мертвый ребенок. Врачи говорили, что он был обречен - он был слишком слаб; "следствие пьяного зачатия", - объясняли они. В ту же ночь девушка выбросилась из окна пятого этажа роддома. Смерть наступила мгновенно, и выбежавшие врачи уже ничем не смогли ей помочь.
Здесь мы сможем поделиться моментами, предметами, воспоминаниями, фотографиями, очерками, чувствами посвященными детству, которое дается нам раз в жизни
При полном или частичном использовании материалов, гипперссылка на сайт http://lands-of-sorrow.ru обязательна.
Все мультимедийные, графические, текстовые материалы, представленные для ознакомления и принадлежащие пользователям сайта, загружаются в открытые источники сети Интернет, откуда и ведется их трансляция. Портал "Краски Грусти" - не имеет собственных серверов и не несет ответственности за файлы размещенные пользователями на сторонних серверах.
Все мультимедийные файлы предназначены для ознакомления и должны быть удалены с Ваших жестких дисков.
)