Она свешивалась с ветки, хрупкая и беззащитная, маленькая мумия древнего лесного народа. Я поднес к ней ладонь, чуть приподнял ее, и она оказалась лежащей на моей руке. Ни шорох, ни движение не выдавало наличие жизни в ней, но я знал, она там – она жива! Я разглядывал очертания куколки очень долго. Что скрывает внутри себя эта светло-серая оболочка? Какой она будет когда процесс перерождения будет завершен? Я представлял себе её то с черным, то с белыми крыльями, они могут быть продолговаты, а могут быть круглые или зубчиками. Мне доставляло удовольствие мечтать об этой бабочке. Мечты о ней занимали все мое время, они наполняли мою голову, отгоняя прочь все остальные мысли. Я грезил о ней, мы уже навсегда были связаны ниточкой судьбы, ниточкой гусеницы шелкопряда. И хотя я еще не видел ее, и она существовала только в моей голове, в виде смутного ощущения, в виде туманного образа – я был влюблен в этот образ, мне хотелось быть с ней, я верил ей!
Я бродил по одиноким, пустым улицами, вокруг меня проходила обыденность жизни, то что называется реальностью. Она мешала мне по-настоящему быть с ней… Образ в моей голове… Этот образ всегда со мной, куда бы я ни пошел.
Понимание того, что реальность необходима мне также как я необходим моей бабочке, только это не давало мне с головой окунуться в мир моих грез и фантазий. Хорошо это или плохо? Это приятно, приятно, что в минуты душевного отчаяния, и упадка можно прийти к ней, и тебя поймут и выслушают, словами сгладят причиненную людьми боль.
Она не может дать тепла человеческого тела, я не могу взять ее за руку, и она не поцелует меня – все было бы идеально, если бы не эти “досадные” недоразумения реальности.
Я отнес ее в дом. “На 2 день после вылупливания бабочки ее необходимо начинать кормить”, так написано в руководстве по выращиванию бабочек. Любимым лакомством для нее стал медовый сироп, приготовленный в пропорции 1 ложечка гречишного меда к 10 ложкам воды. Сироп я делал ежедневно, а она через каждый 2-3 – часа прилетала к кормушке. Кормушку я сделал из обычной пробирки, тонкой и длинной, к которой сверху прикрепил лепестки, распотрошенного, старого искусственного цветка.
Первые несколько дней она вела себя очень насторожено: она могла не подлетать к кормушке весь день, то проголодавшись она могла кушать прямо из моих рук.
Она любила искусственные цветы, и любила кружиться под потолком. Я, лежа на диване, наблюдал за ее полетом – синее пятно цвета на белом фоне потолка. Это была только моя бабочка, она не знала другой жизни, и я был единственным кого она видела, я вырастил и приручил ее.
Она умерла перед началом зимы. Холодный воздух умертвил ее хрупкое тельце. Я похоронил ее на том же месте, где когда-то нашел ее куколкой.
И вот теперь в пустоте ночи я иду на очередную вечеринку, там будут мои друзьям, там будут незнакомые мне люди. Я иду туда чтобы ощутить прикосновение к себе чужих рук, и услышать чуждые мне разговоры, именно за этим я здесь! Как еще я могу почувствовать, что я жив; как могу доказать себе, что я жив!
Я нахожу отголоски ее образа в других, что-то неуловимое есть в каждой. И это неуловимое, единое во всех, это то, что возбуждает, что заставляет мечтать. Мечтать о том, что она снова может быть реальна! Образ моей бабочки перепархивает с одной моей собеседницы на другую, он порхает с цветка на цветок, пока не останавливается на одной. Она может быть не похожа на образ идеала, существующий у меня в голове, но моей бабочке он понравился, она почувствовала ее, и замерла на ее плече.
Мы общаемся, мы ходим в кафе и клубы, мы проводим время вместе, и вот уже непонятно кто передо мной – реальный человек или персонифицированный образ бабочки. Проходит некоторое время, бабочка улетает, и перед тобой предстает человек в своей природной наготе. В эти моменты ты находишься на пороге близости, в эти моменты жизни приходит осознание, и ты задаешься вопросом: “Кого ты любил, бабочку, задержавшуюся на цветке или девушку, с бабочкой на плече?”
Приходят трудные времена, и бабочка снова возвращается ко мне, ее образ снова лечит меня. Она говорила мне слова, которые я хотел услышать – я вкладываю в ее уста слова, которые мне хотелось услышать. Она принесла с собой на крыльях нектар тех отношений, и я, оглядываясь назад, говорю: “Спасибо!
Я улыбнусь, там уже ничего нет, меня там никто не ждет, только взмахи крыльев бабочки слышны в пустоте…