Статьи, стихи, очерки, письма, сочинения о грусти

- Митя… Митенька… ну что ты?.. Куда ты пропадаешь? Митя! – чей то крик. – Митя, родной… пожалуйста! Ты же у меня единственная опора!
Этот голос… он всегда звучал так нежно, но не сейчас.
- Митя!
Мама Лизы, Надежда Николаевна, подхватывает меня дрожащими руками, ей кто-то помогает. Запах ладана отрезвляет, приводит в себя, головная боль рвет на части уставший мозг, и я понимаю, что не хочу просыпаться.
- Митя!
Я открываю глаза, пытаюсь самостоятельно встать на ватные ноги, делаю глубокий вдох и… задерживаю дыхание. По ту строну оббитого малиновым бархатом, гроба, стоит моя мама… Не рядом со мной, а там… Черное, подчеркивающее не тронутую возрастом фигуру, платье, чуть выше колен, вуаль и туфли в тон одеянию с… блестящими камушками на носочках! Я смотрю на нее и не вижу на ее лице и капли скорби, хотя она всеми силами пытается морщиться, артистично подносит руку к напудренной щеке.
Этот наряд… Она купила его в честь нашей с Лизой свадьбы, на которую так и не пришла. Что ж подходящий момент надеть его. Эх, мама…

- Но почему, мама?!
- Не такая красивая, не столь умна и вообще она тебе не пара! О чем ты собираешься с ней говоришь? Она же постоянно молчит!! И мать ее кто? Оооо… думать не хочу! Про отца дочери, видимо, только гадает, кто из приезжих: моряк, шофер, военный… А эти круги под глазами! Ты не боишься с ней рядом находиться? И почему это ты так быстро решил на ней жениться после той госпитализации? Что там у нее было? А?
- Простуда…
- Потаскушка!
- Умолкни…
- Ты что это себе позволяешь?!
- Мама…

- Митенька, мне плохо… - я снова возвращаюсь.
- Надежда Николаевна… тише, держите руку… - я протягиваю ладонь чужой матери, ставшей, за последние пять месяцев мне родной.
Ветер стремительно дует в лицо… Я боюсь поднять глаза и посмотреть внутрь бархатного облачения. Дыхание сворачивается, и я глотаю его кусками… Лиза никогда не любила этот цвет и бархат тоже… не любит…
Я делаю не уверенный шаг. Ее хоронят в белом… Густые, длинные волосы собраны, но одна прядка выпала из тугой прически… Светлый локон падает на бледную щечку, так всегда было: как бы умело Лиза не укладывала волосы, несколько прытких прядок выскальзывали из общего потока, создавая маленькие спиральки на бледном лице…
Моя любимая, моя единственная. Руки… Такими они никогда не были: прозрачно-белыми, как бумага…
- Сынок, пойдем, - строгий тон, почти приказ. Мама подошла совсем близко. – Погрустил и хватит, нечего тут ждать…
Я резко наклоняюсь и обнимаю остывшее тело жены и плачу, как брошенный ребенок…
- Родная… родная… я один… я ведь никто без тебя!
- Довольно!
Мама проводит меня в пустую квартиру, помогает раздеться, укладывает в постель.
- Поспи… Тебе надо отдохнуть.
Я никогда не засыпал без Лизы, ждал, пока она расчешет волосы, целовал ее руки, лицо, губы. От нее исходило столько тепла, мне хотелось продлить ночь, день, сутки… лишь бы с ней. Сейчас так холодно… Целый час без нее, каждый вздох без ее трепета, дыхание, которое она не ловит, и я словно ворую его у вечности.
Я тихонько начинаю выть, как зверь… и сам пугаюсь этого звука. Бегу одеяло, складываю его вертикально по всей длине кровати, обнимаю, прижимаю к себе и на мгновение представляю себе, что Лиза рядом. И лишь свыкнувшись с этой мыслью, засыпаю. Мне снится запах ладана, туман, холод и лицо матери, смотрящие безразличными глазами.
- Лиза!
- Тихо, сынок, тихо… Видишь, я с тобой.
- О, нет… Я проснулся. Зачем? Я не хотел просыпаться!! Зачем снова рассвет?!
- Ты начнешь новую жизнь. Ну, подумай: ты так молод, у тебя все еще впереди. Я собрала твои вещи, будешь жить у меня.
Я приподнимаюсь, смотрю на свои ладони: такая длинная линия жизни, а от нее отходит еще одна, тонкая, едва заметная.
- Лиза…
- Так! Подымайся! Завтрак на столе.
- А я всегда Лизе сам завтра готовлю…
- Хм… хороша жена же. Готовил…
Холодная вода, попадая в глаза, жжет огнем. Я сморю в отражение собственных глаз – там Лиза. Она хрупкими руками берет виолончель, ставит ее на пол, садится на маленький стульчик, завязывает в пучок непослушные волосы и начинает играть так тонко, что я, отворачиваясь, прячу глаза с каплями блеска.
- Любимая, надо покушать и выпить лекарства.
В ответ: два ровных движения по струнам, значит «нет».
- Лиза, ты должна, ради на обоих.
Молчание.
- Ради меня…
Она уверенно, но бессильно поднимается, идет ко мне… Я беру ее на руки.
- Жизни больше нет…
- Ну что ты говоришь такое! Ты вся моя жизнь…

- Митя, вот молочко, так как ты любишь. Бери блинчики.
- Я не смогу один.
- Ты будешь жить дома, как и раньше до этой… баталии.
- Ты хотела сказать «брака»…
- Ну, подумай, год жизни! Всего то! Ты так молод еще! Детей то у тебя нет! Все, больше ничего, кроме общих вещей вас не связывает!
- Детей то у нас нет… Нет!! - у меня появляется непреодолимое желание остаться одному со своими мыслями, вывести из дома маму… Хотя она, как не страшно, но права… От нашей с Лизой любви остались лишь вещи и моя скорбь, она не воплотилась в новую жизнь… Хотя нет! Я же живу! И она живет во мне! Вечно!
- Мама, я никуда не пойду. Я буду в своем доме.
- Что?!
- Это дом, очаг и, увы, больше нигде я не буду чувствовать себя так уютно. Уходи.
- Ты меня гонишь?!
- Мама, ты понимаешь, у меня жена умерла?! Ты это понимаешь?! Вся жизнь моя улетела вслед за ней!!! Ты это понять можешь?! Какой еще дом, какая новая жизнь, какие еще блинчики и молоко?! – один взмах руки и посуда с грохотом падает на вымытый пол.
Мама, фыркнув, уходит...
В спальне, возле дверей, стоит виолончель… Я провожу по ней руками, закрываю глаза, вспоминая тонкую кожу Лизы. Она такая нежная, не такая, как у обычных девиц, а как у ребенка, юной девушки, не знающей, ласки множества мужчин. Лиза, как цветок, распустившийся в непогоду, большая редкость.
Я тихонько сажусь на пол, смотрю на свои босые ноги. Лиза всегда ходила босиком…
Звонок телефона оглушает тишину:
- Митенька, как ты?
- Надежда Николаевна… у вас ведь никого больше нет, правда?..
- Правда, сынок.
- Приходите ко мне… Я умираю просто.
Гудки.
Мама Лизы стала приходить очень часто: готовила, убирала и говорила, и много слушала. Мы не имели другой темы для разговора, кроме как моей супруги.
- Вот Лиза придет, я ей скажу, что бы она инструмент свой не бросала где попало! – я так и оставил его в том же положении.
- Да, а я ее все равно защищать буду…
- А на тебе рубашка мятая… Лиза не… - она запнулась. Мы посмотрели друг на друга и четко осознали, что сходим с ума уже около двух лет.
Я подошел к зеркалу: небритый, исхудавший мужчина… в жизни не скажешь что мне еще нет тридцати.
- Митя… тебе надо жениться, никто не осудит. Нужно найти причал. Ты будешь уважать свою жену, а возможно и полюбишь, твои дети будет обожать тебя, а их дети подарят тебе правнуков.
Я ничего не почувствовал… Только резкую боль слева.
- Попробуй заново…

Я сменил место работы, стал следить за собой и через пару месяцев принял таки жизненный вид… А еще через месяц появилась Настя… девушка с золотисто-рыжими волосами, веснушками на лице и руках… Я уважал ее. Ценил ее стремление, желание, надежду. В какой то миг мне показалось, что я люблю ее! Душа будто запустила новый механизм жизни.
- Я хочу сделать Насте предложение.
- Молодец. Подарите мне внуков, - ответила Надежда Николаевна. – Ты достоин этого.
В день свадьбы я долго искал в зеркале огонек… Лизы там не было, она ушла. Мне стало невыносимо одиноко: все это время она была рядом, а в такой переломный момент, оставила меня! Я тогда сильно на нее разозлился…

Шли года… жизнь текла в своем русле. Я чувствовал, что живу на половину, но пытался отдать всего себя своей надломанной жизни.
Надежда Николаевна жила с нами, Настя была не против…
Однажды сидя в саду, смотря на ребятишек играющих и на супругу, смеющуюся как девчушку, я повернулся в сторону дома, там, в кресле-кочалке сидела мама Лизы, прижимающая к груди виолончель. Я сглотнул ком.
- Дорогой, иди к нам! - позвала Настя.
Мне все равно…
Я подхожу к пожилой женщине, обхватившей, как спасательный круг инструмент, и сажусь рядом, вожу пальцами по струнам, и мне абсолютно безразлично, что кто-то из детей войдет и увидит отца в слезах.
- Я нашла это внутри, - Надежда Николаевна протягивает мне запечатанный конверт с надписью « Тебе», - Митя, мне кажется, он только для тебя…
Я теряю дыхание, а затем, как рыба ловлю его губами… Жар-холод… Запираюсь в комнате, подхожу к окну… Руки дрожат.

« Тебе…
Эта грань... проходящей мимо меня реальности ускользает, я не вижу ее. Мои руки скованы цепями неизведанных желаний, страстями несбывшихся надежд. Мечты обволакивают избитое сердце, заполненная недосягаемой целью, душа рвется вглубь подсознания – туда, где давно угас свет и изредка, слепая, едва уловимая в сумеречном тумане звезда, показывает лицевую сторону неизбежного… то место, где обитаешь ты.
Я не помню нашей первой встречи и моих слов, обращенных к человеку-загадке. В безгранном подсознании всплывают лишь чувства, ощущение тебя частью чего-то нового, но в то же время давно знакомого мне… меня.
Я не сразу осознала, кто есть ты и чего от тебя ждать, но полюбила твои особенности и мысли, которые ты так усилено прятал. Оценивая, просчитывая каждый твой шаг, я изобрела в мастерской желаний свой наркотик – тебя. Мне ненужно было лечение и бесполезные пилюли виртуально счастья – у меня появился ты. Я с маниакальным упорством собирала все, связанное с тобой: кусочки слов и додуманных за тебя мыслей. Мне нравилась эта игра « вопрос-ответ». Смешно… Сейчас это вызывает ненавязчивую улыбку, а раньше… тогда не было выхода, возможно, так мы приближались друг к другу – задавая вопросы и требуя честного ответа. Я требовала.… Становясь собственницей, хотелось заполучить тебя всего, забрать из этого мира, чтобы никто не сумел помешать нам…
Ты думаешь, я глупая?.. Нет, знаю, что не так. Прости, я так часто путаюсь, тебя, наверное, утомляет это?..
Ты знаешь, я часто говорю с тобой, когда тебя нет рядом. Я так много рассказываю тебе! Мне кажется, ты уже знаешь все.… Это необыкновенное чувство, я же без ума от тебя!
Моя музыка… ты любишь ее? Ты когда-нибудь слышал, как плачет виолончель? Обычно этот стереотип принадлежит скрипке, но нет, это совсем не так. Мой инструмент – часть меня, продолжение рук, моя кровь, тонкие вены. Я касаюсь его и растворяюсь в звуке не похожем на все остальные. Это поразительно! Неужели ты не слышал?
Это так сложно... любить тебя. Порой мне кажется, ты совсем меня не любишь и, что нас связывает лишь твоя ответственность за меня. Хотя, это все мои выдумки… ты прости меня! Прости!
Я готова убить себя за свою немощь, за то, что не могу быть той, достоиной тебя: здоровой, умной, жизненной.… За что ты любишь меня? Почему смотришь так, что мне хочется бросить все и не видеть ничего кроме твоих глаз?
Я такая слабая… я знаю, я уйду намного раньше тебя. Я так хочу, что бы ты прочел это письмо, пока я жива и снова успокоил меня.… Но я не могу, я не посмею, твоя боль… она убивает быстрее, чем мой удел - некроз... В определенный момент серце любящее тебя остановиться и я лювлю каждый мир, пытаюсь остановить тебя, бегущего не работу, словить твой беглый взгляд на себе и не отпускать его... Когда ты уходишь, я долго плачу, я не могу без тебя, мне кажется я умру в любой момент, а ты узнаешь лишь вечером. И только ради этого я доживаю до встречи с тобой, что бы вновь увидеть, произнести твое имя...
Прости, что плачу, когда встречаю тебя у порога. Я не могу иначе, слезы сами образовываются под глазами, и мне сразу больно. Я так жду... а увидев тебя, со мной что то происходит. Я порой желаю почувствовать на тебе аромат чужих духов, что бы ты задержался... Но ты приходить во время, берешь отгулы и пахнешь только мной... Я ненавижу свой запах. Он олицетворяет неизбезность, падение, край пропасти...
Мне кажется я уже умерла. Я всей душой желаю тебе счастья, так хочу что бы ты беззаботно жил и не трудился сутками, доствая мне дорогие лекарства. Я глотаю эти пилюли, лишь потому что ты просишь меня, ты так веришь в чудо, называешь новым именем каждый рассвет. Я хочу что бы на свет появились ребятишки, любящие тебя, называющие папой... Но я не смогу одарить тебя этим. Я так люблю тебя... И другая полюбит... по-своему, но не так как я. Другая приготовит тебе завтрак, разбудит утром... Тебе уже не придется... Мне так больно от этого...
Прости меня... Ты платишь деньги за надежду. Врачи сказали что моему сердцу нанесен непоправимый ущерб, а это означает... что оно скоро перестанет биться. Сердце остановится. Простая физическая смерть.
Я никогда не забуду твои глаза, смотрящие в неизбежность: „ Сколько?”
И сухой ответ: „ 5 дней, 7 максимум. Не знаю какие у вас религиозные убеждения, но...”
„ Довольно”.
Я прожила уже 5 месяцев... Никто не верил в это... А ты каждое утро ждешь пока я проснусь, я чусвтвую твой беспокойный, заботливый взгляд на себе...
...У меня руки немеют, сложно писать. Спасибо тебе, любимый, за каждый миг, я сохраню все...
Как же я хочу что бы ты порочел это письмо! Тут все то о чем я молчала... Но я не посмею, не смогу нарушить твой шаткий покой...
А может быть я его и вовсе выброшу, спрячу в книгу или под доски в полу... И кто то любопытный найдет его... И я скажу: да, любила! Я любила лучшего в мире человека. Я посвящаю ему каждое слово... И не от чего не отступлюсь.
Теперь все. Мне так тяжело дышать... я боюсь... но не смерти... а не увидеть этих глаз.
Навеки твоя, люблю тебя, как никого, Лиза.”

Я смотрю в окно и вижу Настю и играющих ребятишек.
- Папа, иди к нам!
И я четко понимаю, что не люблю этих детей, их мать... Они чужие мне люди. Родня по крови, но не та.

-А у нас будет сын?
- Лиза...
- Ведь дети от любви только рождаются, а я так люблю тебя!
- А я тебя...
Лиза умерла на третьем месяце беременности...