На твоем прекрасном лице Отблеск утренней тьмы – Образ начала в конце, В образе таем мы…
Я хочу улететь отсюда. Далеко-далеко, совсем одна. Туда, где воздух чист, туда, где не захочется плакать, едва проснувшись утром. Туда, где оставят в покое и где ты никому ничего не должен. Белое, уставшее уже с утра солнце пялится в мое окно. По асфальту носится пыль. Тучи пыли в глаза, пыль скрипит на зубах. Небо будто выцвело от этого слоя пыли и бледного солнца. Все вокруг – будто поблекшее полотно некогда красивого солнечного весеннего дня. Будто прекрасную картину плохо сохранили, и она стала такой мертвой. Я хочу улететь, но никто не протягивает руку. Никто не слышал, когда звала на помощь, никто не пришел, когда не хотелось быть одной. Я не виню в этом никого кроме себя. Трудно жить в мире, где каждый встречный ненавязчиво дает тебе понять, что ты просто гниль, отбросы, мусор, что тебе изначально нет здесь места, но по какой-то неведомой причине ты все еще здесь и только путаешься под ногами, мозолишь всем глаза и отвлекаешь от более серьезных дел одним своим видом – нелепым и кричащим. В то же время все понимают, что опасен человек, который так громко молчит. В твоей душе не было ни тени обиды. До сегодняшнего дня. Я хочу улететь. Я не знаю зависти – это значит, что я вполне принимаю себя, как есть и не хочу быть кем-то другим; нет гордыни – это значит, что я не хочу принижать других людей. Но чего же мне не хватает, чтобы нормально жить в этом мире? И почему я так усиленно ищу другие? Наверное, мне как раз и не хватает ощущения уместности. Да и откуда ему взяться, когда тебя считают дерьмом и мусором?! Одно дело – чувствовать себя отличным от других (подростково-панковское ощущение со всеми его прелестями). Другое дело – быть им, а это чувство не всегда приятно. Иногда кажется – отдал бы все на свете, чтобы быть как все, чтобы чувствовать себя в своей тарелке, но… не получается. Слишком сложно увлечь себя неинтересным. Да и чего ради? Неужели жизнь от этого станет лучше? Верится с трудом. Я хочу улететь. Наверное, это прекрасно – быть лишь движением ветра, учиться у него свободе и легкости и всем существом стремиться к солнцу. К настоящему солнцу, а не тому, которое сама себе выдумала. Потом, правда, сняла его с небес, но не хватает воли растоптать. Или лучше сложить в ящик и хранить как гербарий, изредка любоваться и вспоминать? Наверное, летать и впрямь прекрасно, но видимо, человеку не под силу испытать это. Я хочу улететь – на необитаемый остров, устроить себе праздник одиночества, которое не дают ощутить в полной мере; отдохнуть от всего – даже от своих никчемных суетных мыслей. Как хорошо было бы выбраться из своей квартиры в бетонной коробке, где со всех сторон шумы и голоса. На площадке перед домом – матерная брань; из квартир соседей – попса, а вокруг – эта мертвая весна. Кто-то еще надумал поджигать прошлогоднюю траву, наивно полагая, что на пепелище вырастет новая зеленая… зрелище ужасное и пыль мешает дышать. Я хочу улететь. Разбить собой окно и бледный купол стеклянного неба, чтобы добраться до самого синего, живого и настоящего. Увидеть золотое солнце, а не его бледню посмертную маску… Я так хочу улететь! * * *
Когда осядет дым, ты уведешь чье-то лицо. Этот дым застилал глаза и мешал тебе видеть реальность. Он одурманивал тебя и притуплял чувства. Ты позволял чьим-то холодным рукам лапать твое сердце, чьим-то стеклянным глазам оценивать наготу твоей души, кому-то ненужному быть рядом с тобой. Но дым осядет, и ты увидишь. Все увидишь. Спадет пелена иллюзий и мир предстанет в истинном свете – увы, несветлом. Мы все живем под одним солнцем, но почему-то оно светит всем по-разному. Иные и вовсе не поднимают глаз на него, забыв о том, что оно существует. Мир еще кажется живым, ибо в нем есть какое-то движение. Но движение это механическое продуманное до мелочей, ничего лишнего… так не хватает безумцев! И ты вдруг заявляешь, что хочешь улететь?! Когда осядет дым, я вспомню о тебе. Я всегда помнил, но часто гнал от себя твой образ. Мне было не до того, ибо я думал, что я жил. Оказалось, я лишь суетился. Твой спокойный образ выбивал меня из колеи. Я думал, что я жил, но дым уже редеет, и я начинаю понимать… Ты вдруг говоришь, что хочешь улететь, когда я только сейчас прозрел?! Я только начинаю дышать свежим воздухом – непривычно немного, и глаза щиплет, но это ерунда. Я только начал свой путь, а ты и вовсе не начала – зачем тебе улетать? Мы еще так молоды… хотя бы на вид. Конечно, никому неинтересно, что творится в сердцах, но нас это не должно волновать. Я чувствую, что мы с тобой связаны незримой нитью: дым редеет – ты только хочешь улететь… может быть он рассеется от дуновения ветра, которым ты скоро станешь? Печально, но красиво. Иногда так бывает - кому-то приходится умирать, чтобы кто-то другой что-то понял в этой жизни. Это происходит не по нашей воле, я уверен. Ведь все мы думаем только о себе, что бы ни говорили всякие наивные чудаки. Когда наша нить была крепка, я не замечал ее, но вдруг она истерлась и стала почти прозрачной… вдруг резко натянулась, дернулась, и… я открыл глаза и посмотрел вдаль. На другом конце нити будто звенел колокольчик, но я его едва слышал. Возможно, он звенел и раньше, но в шуме и дыму я вообще не замечал его. Что-то тревожное закралось в мое пробудившееся сознание. Я стал просыпаться по утрам раньше звонка будильника, потерял аппетит и почему-то стал чаще вспоминать тебя. Надо бы позвонить, думал я, но почему-то считал эту мысль глупой. Меня удерживали стандартные отговорки в роде: «что я тебе скажу?», «что ты обо мне подумаешь?», какой найти повод для звонка, чтоб ты не считала меня совсем уж идиотом? А потом день закручивал меня, появлялись дела… появлялись уважительные причины, чтобы не звонить тебе, но звон колокольчика становился все громче, а на моем сердце – все тревожнее. Я думал о тебе. Где-то в этом же городе, ты дышишь той же пылью, видишь то же грустное солнце и выжженную траву. Где-то под куполом стеклянного неба, почти рядом со мной есть ты, о которой я не знал всю жизнь, о которой не думал когда узнал и не вспоминал, когда потерял из виду. Но я не знал о той нити, что связывала нас - живой хрустальной нити, которая поет от малейшего касания и которую так легко разорвать, хоть и казалась она крепкой. От времени портится все. Лишь настоящее становится крепче, лучше и надежнее, а все приходящее и суетное – стирается. Обидно думать, что эта нить оказалась не настоящим, а чем-то подверженным времени, а ее звон и песня колокольчика терялись в шуме толпы. Жаль, что мы были друг для друга лишь призраками, лишь тенью на жизненном пути и остались легким воспоминанием, ничего не дающим душе. Мы просто люди, и каждый из нас совершал ошибки. Нечасто они становились роковыми, но все же юность – опасное время! А любовь – опасное чувство. Мы так любим все опасное, что с головой бросаемся в любовь и выжимаем из юности все, что можно, пока есть время и совсем не думаем об ошибках и последствиях и Бог знает, о чем еще. Мы задыхались от обилия жизни вокруг, в нас самих, от возможности доделать начатое и исправить нелучшее. Жаль, что нельзя перемотать назад пленку жизни, вырезать из нее какие-то кадры, убрать лишние слова, сказать те, что не сказал по каким-то причинам или промолчать, когда не сумел. А какие-то моменты просто пережить еще раз. По прошествии лет многие мгновения стираются из памяти или кажутся нам пустяковыми. А ведь мы думали, что эти пустяки будут волновать всю жизнь! Может оно и к лучшему – жизнь ведь не пленка, ничего не исправить, не изменить. Лучше забыть. Со временем я забуду, что мое молчание убило тебя, что моя глупость не позволила спасти тебя, что мои отговорки лишь ближе подводили тебя к черте. Я даже не попрощаюсь с тобой, но и об этом я забуду. Все пройдет, а жизнь продолжится. Только мир станет скучнее и холоднее без мечтателей и безумцев, без тех, кто чувствовали себя чужими. Туризм кормит этот мир, но пребывание в нем слишком дорого обходится странникам без гроша за душой. Мы же все понимаем. Для меня этот мир тоже далеко не родной, иначе нас никогда бы не связала эта хрустальная нить. Я, конечно же, всегда понимал тебя, но я не так остро чувствовал все. Годы шли, и мои чувства совсем притупились. Я свыкся с мыслью, что я – часть этого мира и что надо учиться в нем жить. И я начал «жить», пытаясь стать таким как все, но ты была права – лучше мне от этого не стало. Такая жизнь лишь отняла у меня время, отведенное на понимание чего-то более важного, и нашпиговала мою юность кучей непоправимых ошибок, пятнами грехов и тяжестью на сердце. Время, отнятое у меня юностью, подарит мне мудрую старость, и я задумаюсь о жизни, о душе и ее спасении… это стандартный путь любого смертного. Те, кто понимают что-то раньше, раньше и уходят. И лишь осколки хрустальной нити напомнят о них.
)